Автор: http://blog.i.ua/user/1593217/647297/
Особое задание
Через пару дней меня вызвал ротный и сказал, что мне
предстоит особое задание. В нашей части в Рузе помещение роты
«разбомбили»: повыкручивали лампочки, поснимали водопроводные краны,
сорвали дверь и побили стекла. Но наша командировочная жизнь
непредсказуемая, и в любой момент рота может быть отправлена в часть,
поэтому казарму нужно привести в божеский вид и охранять ее до момента
возвращения. Конечно, уезжать от друзей не очень хотелось, но,
во-первых, приказ, а во-вторых – это не работа, а отдых в сравнении с
частыми круглосуточными бдениями на стройке.
Самыми блатными долностями у нас в части в Рузе считались
КППшники на двух въездах, пяток водителей, почтальон и писарчук.
Последним была вообще лафа, они имели свободный выход из части, могли
свободно перемещаться вплоть до Москвы. Но сторожевать в роте – тоже
неплохо. И с вечерней машиной, которая привозила нам ужин, я отбыл в
родную часть.
Казарма действительно имела очень грустный вид. Разместился я
в каптерке, но как оказалось, я там был не один. Две крупные крысы то
ли устроили чемпионат по футболу под пустыми стеллажами, то ли играли в
ловитки. При малейшем шорохе с моей стороны они затихали на пару минут,
но потом все продолжалось. Страха перед этими непарнокопытными я не
испытывал, поэтому уткнулся носом в стену и заснул.
Утром – визит в штаб, чтобы стать на довольствие, но кроме
начхоза сталкиваюсь с начальником штаба, экс-ротным. Минут 30 выслушиваю
речи типа «не дай Бог, если…», «сгною…», «дисциплина» и тому подобное.
А работать было нужно, пусть не спеша, но чтобы были видны
хоть какие-то результаты. Забиваю пожарные выходы, навешиваю на петли
входную дверь, на которой не предусмотрен входной замок, так как перед
входом обычно находится дневальный. Но не буду же я ночами спать под
дверью. Из подручных средств - брючного ремня и железной скобы, делаю
такую-себе завязочку на двери. После «закрытия» дверь слегка шевелиться,
но толчки и удары средней силы выдерживает. Изнутри я уже достаточно
надежно закрыт. А снаружи – ну куда я пойду из казармы, тем более
надолго? Но в голову приходит еще одна гениальная мысль. В канцелярии
находилась кнопка вызова дневального, а у тумбочки - звонок. Их я и
решил использовать. Кнопку перевешиваю снаружи у двери казармы. Теперь
ко мне можно было позвонить. Вечерами ко мне стали забегать мои товарищи
по учебной роте, с которыми мы договорились об условном звонке.
Меня заинтересовал ротный чердак. Лестницы не было, но в
гараже выпрашиваю длинную доску, к которой прибиваю небольшие бруски. Ну
вот, мы и в Хопре, в смысле на чердаке. А тут просто Клондайк: сапоги,
бушлаты, форма, шинели, шапки, старые дырявые противогазы. В общем,
сэконд-хэнд, но есть весьма неплохое шмотье. Подбираю себе неплохое ХБ,
посолиднее все-таки, нахожу целые сапоги, а то мои сильно текут и в
одном небольшая дырка в голенище. Выбрал еще несколько комплектов ВСО
для своего отделения. Тут приходит в голову забавная мысль: набиваю
старые штаны и куртку ВСО разным шмотьем, в противогаз запихаю пару
валяющихся там шапок, и на получившуюся голову одеваю пилотку. Ко всему
этому добавляю пару сапог. Вышло неплохое чучело, которое я спускаю
вниз. Недолго думая, всю эту конструкцию привязываю на тумбочке
дневального. Вот и охрана у входа получилась.
К вечеру роты возвратились с работы, и я вышел встретить
своих корешей. После ужина у меня в каптерке целое нашествие. Народ
притащил, у кого что было: чай, сухари, кипятильник из двух лезвий,
кто-то приволок пол бутылки самогона. В общем, посидели нормально. Часов
в 9 вечера народ расползся для вечерней прогулки и поверки, после
которой несколько человек вернулись обратно, предупредив дневальных
своих рот. В 6 утра остатки гостей разбежались, и я позволил себе
поваляться до развода на плацу. В столовую не пошел, с вечера еще
остались чай, хлеб, масло и сахар.
Когда на плацу раздалась команда «по объектам», я выполз из
каптерки. И вовремя. В дверь послышались увесистые удары (нет, чтобы
позвонить, как это делают приличные люди). По пути к дверям хватаю банку
с остатками воды и выливаю на пол, несколькими движениями швабры
размазывю ее и открываю дверь. На входе начальник штаба. Увидев меня со
шваброй и мокрый пол, слегка улыбнулся. «Правильно!», - сказал он. «Еще
бы», - подумал я. «Что за ху…ня?» - спросил он, показывая на ремень на
двери. Пришлось объяснить, что эта «ху…ня» - очень полезная вещь. Но
когда капитан увидел чучело, а в коридоре было темновато из-за
отсутствия лампочек, то его реакция была вполне предсказуемой: «Кто?
Почему не на работе? В комендатуру захотели, оба?». Но подойдя ближе,
видимо, стал понимать, что тут что-то не то. В общем, еще минут 10 я
выслушивал воспитательную речь, а в конце получил команду убрать все это
немедленно. Ну что ж, пришлось безымянного друга переселить тоже в
каптерку - будем жить вчетвером: я, Безымянный и две крысы.
После обеда меня позвали водилы из гаража помочь затолкать
поломанный ЗИЛ из ангара на яму. Работа не заняла много времени, и уже
через полчаса мы сидели в шоферском вагончике и травили байки. «Молока
хочешь?» - спросили пацаны перед моим уходом, показывая на 3 ящика
Можайского молока в стеклянных бутылках. «Только бутылки потом принеси,
кладовщику сдать нужно». А чего же отказываться? Не сильно наглея, я
прихватил две бутылки и отправился сторожевать дальше. Молоко было
отличное: вкусное, жирное, а бутылку потом я пытался мыть минут 20, но
она не очень отмывалась. Чтобы не разбить эту ценную тару, я положил ее
на стеллаж поверх ВСО. Нужно было идти в штаб заказать стекла, лампочки и
краску. На этот раз меня миновало: начальника штаба я не встретил. Так
что и на этот день работа была закончена по причине отсутствия
материала.
Когда я зашел в каптерку, то увидел, что в бутылке от молока
что-то шевелится. Присмотревшись, я обнаружил в ней маленького крысенка,
который сполз в бутылку, а выгрестись у него не получалось. Крысенок
был настолько маленький, что поместился в спичечный коробок. Что с ним
делать я еще не придумал, но убивать было жалко. И тут, как всегда, у
меня начался творческий процесс. Я сделал ему ошейник и прицепил к нему
поводок из обувной нитки. Крысенок был выпущен на стол, но сделав
несколько неудачных попыток смыться, видимо, смирился. Я положил его в
литровую банку, найденную на чердаке, и насыпал на дно хлебные крошки.
Так у меня появился свой живой уголок. Нас уже стало пятеро.
Вечером, когда съехались кореша, мы решили немного пошутить.
Взяв крысенка, мы пошли к плацу, куда вечером свозят солдат с объектов.
Когда поставили нашего «мустанга» на лапы, он тут же побежал, и побежал
туда, куда нужно – на плац. А мы с криками «Ищи! Фас! Взять!», слегка
придерживая за поводок, ринулись за ним. Сразу народ не понял в чем дело
и стал отходить, давая нам дорогу. Но постепенно легкий регот от одного
края плаца переполз на всю его территорию. Крысенок был в центре
внимания: кто-то пытался скормить ему кусочек сахара, кто-то – корку
хлеба. Но вскоре веселуху пришлось прекратить и быстро ретироваться, так
как из штаба к плацу шли начальник штаба и замполит.
Как обычно, на следующий день начальство знало о нашей
выходке, и замполит имел беседу со мной (слава Богу, что замполит),
который в самом начале беседы с улыбкой сказал: «По долгу службы я
должен с тобой поговорить…». Я понял, что ветер дует с другой стороны, а
замполит просто пожалел меня по старой памяти, взяв на себя миссию
повоспитывать. Зато после той вылазки на плац у крысенка было столько
жратвы, сколько он не съел бы за всю свою жизнь. Многие тащили сухари,
хлеб и даже конфеты. Жаль, с сыром только не сложилось. Как ни
прискорбно, но видимо от переедания или запора он издох недели через 2 и
был похоронен на новодевичем кладбище нашей части за казармой у
канализационного люка.
«Русь» и «Аврора»
Утром я с начхозом отправился на УАЗике за оконными стеклами.
В Рузе загрузили около 100 листов и завезли их в казарму. После обеда
мы с ним же отправились на склад за краской, который находился в
красивой многоэтажке. И тут началось самое интересное. Оказалось, чтобы
попасть на склад, нужно было получить специальный пропуск, хотя в само
здание вход был свободный. Оформив все документы, мы отправились в
подвал, пройдя двое железных дверей и охрану. Было как-то странно, что
склад со стройматериалами был так законспирирован. Но спустившись, как я
думал, в подвал, увидел, что подвал – это не совсем подвал, а площадка,
с которой вниз шли ступени. На площадках горело тусклое дежурное
освещение. Я насчитал не менее 9 уровней вниз, которые нормально
просматривались, но какие-то световые отблески были видны еще ниже, но
рассмотреть, что там внизу было невозможно. Мы опустились на -2 уровень,
и с площадки я увидел дверь, а точнее люк как в подводной лодке: со
штурвалом и фиксатором. Когда дверь открылась, я прикинул ее толщину,
около 25-30 см. За дверьми шел длинный узкий мрачный коридор, длину
которого определить было невозможно. По стенам и потолку шло множество
кабелей, а под ногами по средине коридора был широкий желоб с десятком
труб. В одной из комнат и был склад, обычный строительный склад с
красками, клеями, обоями, цементом и прочими стройматериалами. Мы
получили краску и тоже притащили ее в казарму. Начхоз был нормальным
офицером, не брезговал помочь в погрузке-разгрузке стекол и в переноске
краски. Для начхоза, как и для меня, увиденное в снатории ВЦСПС «Русь»
тоже было небольшим шоком. Не зря строители из Севводстроя рассказывали о
десятках километров подводных и подземных тоннелей. Мы по-другому
начали смотреть и на два других небольших объекта, расположенных метрах в
300-ах от «Руси». Один, именуемый «Аврора», мало походил на
административное строение, а бетонные гаражи, частично погруженные в
землю, выглядели чересчур мощно. Тем более, после дождей земля в
некоторых местах вокруг «Авроры» и гаражей немного просела, и то тут, то
там из земли просматривались углы бетонных блоков.
Но это лирика. На следующий день начинается полномасштабная
работа: порезка стекла, остекление окон, подшпатлевывание и подкраска
стен и многое другое. Большого энтузиазма в работе я не проявлял, но
работал на совесть.
Вечерние посиделки с товарищами продолжались. Кто-то из них
спер в столовке мешок вермишели, а из найденной спирали от какого-то
нагревательного прибора, куска шифера и нескольких кирпичей сделали
«козла», на котором варили еду. В общем, жизнь процветала. А тут еще и
начальник штаба уехал на какие-то курсы. Ко мне на пару часов как-то
заехал отец. Он был в командировке в Москве, а до отправления поезда
оставалось еще много времени. Я договорился с КППшниками, и его
пропустили в казарму. Я был рад снова увидеть кого-то из родных,
накормил отца трофейными макаронами и поболтали перед его отъездом.
В отпуск!
Примерно за месяц я выполнил половину необходимой работы.
Как-то ночью, а точнее ранним утром я услышал сильные удары во входную
дверь. У казармы стояли человек 5 офицеров из нашей части. «У нас «ЧП»,
осматриваем все строения, сбежал рядовой из 3-й роты», - сказал дежурный
по части. Я открыл им все комнаты для осмотра, но, естественно, в
казарме никого не было. Для части побег – это действительно большие
неприятности. Обычно первые сутки поиском и перехватом занималась сама
часть, чтобы не выносить «сор из избы». Если за это время беглец
находился, то, как правило, отделывается легким мордобоем, нарядами или
гауптвахтой. Если нет – то оповещалась комендатура и вышестоящее
Московское начальство. Но это уже «геморрой» для офицеров части: и
комбат, и замполит, и ротный со взводным попадут под раздачу. Да и для
беглеца становилось возможным продолжить службу в дисбате.
Конечно, утром в части начался серьезный движ: часть людей не
вышла на работу, а прочесывала территорию за частью и поселок, пару
машин выехали на автовокзалы в Рузу и Тучково. Вернувшийся начальник
штаба возглавил поисковые мероприятия. Но безрезультатно. Комбат
пообещал тому, кто найдет беглеца, отпуск. Я тоже просился поехать с
группой, но мне отказали. Немного расстроившись, я вернулся в казарму.
Вечером, нагрев воды и сотворив подобие душа из двух
табуреток, ведра воды и резиновой шлангочки. Но тут я отчетливо услышал
шаги по «взлетке». Я выглянул, но никого не было, да и звук прекратился.
Я начал мыться, но снова услышал какой-то шум. Но пока я накинул
полотенце и вышел из умывальника, шум прекратился. До вечера все было
тихо, но когда пришло время ложиться спать, я снова услышал какой-то
звук, который прекратился, как только я открыл дверь, выходя из
каптерки. Тогда я поставил табурет на «взлетке» и сел ждать. Мнут через
10 снова послышались тихие шаги, полное ощущение, что кто-то идет по
коридору, но весь коридор был передо мной, и никого в нем не было. Я
уже понял – чердак, к которому приставлена моя импровизированная
лестница. Фонаря у меня не было, а поднимать панику, не проверив, я не
хотел.
Рано утром, часов в 5 утра, я тихонько залез на чердак. Там,
на куче шинелей спал боец. Я пошел к дежурному по части. Выслушав меня,
он бегом метнулся к казарме, прихватив ротного 3-й роты, и они залезли
на чердак. Бойцу помогли спуститься, так как он достаточно сильно ослаб.
А часов в 9 утра меня вызвали в штаб. «В отпуск!!!», - подумал я. В
штабе меня встречал лично начальник штаба. «Ну что, рассказывай», -
сказал он. Я вкратце все рассказал. «Нет, ты рассказывай, как помогал
прятаться беглецу!», - спокойно сказал капитан. Я остолбенел. Минут 20 я
слушал о гауптвахте и о дембеле в последней партии. Когда я вышел из
кабинета, то было очень обидно. Даже не столько за отпуск, сколько за
тупость начальства и несправедливость. Я зашел к замполиту. Он сказал,
что все знает, но начальник штаба категорически против предоставления
отпуска. В мозгу в адрес капитана звучали слова, неприемлемые в
приличном обществе.
«Фигаро здесь, Фигаро там»
В один из дней в часть приехал старшина и сказал, чтобы я
собирался. «С вещами?», - спросил я. «Нет, на один день, завтра в роте в
Звенигороде должно пройти отчетное собрание, и ты, как замкомвзвода по
политчасти, должен на нем выступить». О чем собственно выступать, я не
имел ни малейшего представления.
Я не брал с собой почти ничего, смысла таскать постель и
кровать не было. Уже почти полтора месяца я не видел своих друзей.
Встретили меня достаточно тепло, ротный пожал руку и сказал: «Наслышан,
наслышан». Он имел в виду поимку беглеца. «Хоть не издевайтесь, товарищ
старший лейтенант», - ответил я.
Взводный выдал тезисы, по которым я должен был подготовить
выступление. В принципе, ни о чем: дисциплина во взводе, политическое
воспитание бойцов, повышение качества работы на стройке. Писать в
казарме не хотелось, и я отправился к своему товарищу Сашке Крипаку,
который уже работал кладовщиком. У него на складе была маленькая
комнатушка с топчаном, на тумбочке стоял старый приемник. Мы проговорили
почти весь день, но ведь выступление само не напишется. Перед отбоем я
попросил у ротного переночевать не в роте, а на складе у Сашки, где в
спокойной обстановке и выступление состряпаю. Ротный не возражал.
Склад закрывался снаружи навесным замком, хилая деревянная
дверь не внушала доверия, и под порогом была дыра, не то для кошки, не
то для собаки. Сашка, закрывая меня снаружи, предупредил, чтобы я не
курил в самом складе, а только в его комнатке. Но я это и сам понимал. К
двум часам ночи я закончил свой доклад и прохронометрировал его. Вместо
25 минут получилось 18. «Ну ничего, буду читать медленно», - подумал я.
Немного погоняв приемник, я устроился спать. Но не успел. У дверей
раздались шаги нескольких человек. Разговаривали шепотом. «Может, Сашка с
Сычем пришли?», - подумал я. Но они бы уже или открыли дверь или
позвали меня. Я сидел молча в свете тусклой лампочки дежурного
освещения. И тут в дырку для кота под порог просунулась рессора от
прицепа, которая валялась недалеко от склада. Раздался треск порога и
дверной коробки, но коробка выдержала. Я тихо подошел к двери. Когда
рессору в очередной раз поглубже подпихнули под дверь, я схватил ее и
затянул вовнутрь. Наступило несколько секунд полной тишины, а потом…
показалось, что стадо бизонов кинулось в противоположную от склада
сторону. Но выйти то я не мог, закрытый снаружи на навесной замок.
Конечно, никакого отпуска в очередной раз за спасение
казенного имущества я не получил, но благодарность вынесли, за
бдительность. Собрание, как и положено мероприятиям такого типа, прошло
скучно, в полусонной обстановке. Каждый выступающий, которых было
человек 10, бубнил под нос что-то очень государственно важное. Зато
потом с каким удовольствием мы вышли из казармы и закурили. Молодые, уже
начавшие привыкать к армейской жизни, бегали от одного взвода ко
второму с вопросом «Чекч Бер?». «Ек!» Молодым еще не положено стрелять
сигареты у нас, старослужащих. А для своих – «Бер!»: «Ява», «Дукат»,
«Столичные», «Новость», «Астра», «Беломор», «Памир» и японские «Цузые», -
расположены в порядке убывания финансовых возможностей. Вечером снова в
Рузу, а пока – выходной день, можно поиграть в футбол перед казармой,
посмотреть телевизор или посидеть за забором в леске.
Еще недели 3 я пробыл в части в Рузе, заканчивая приведение
казармы в порядок. После чего обязанность присматривать за казармой
возложили на пищевоза, который все равно 3 раза в день там бывал. А я с
пожитками снова переехал в Звенигород.
(Продолжение следует.)
|